Подлинно немые

На оборотной стороне — ты шёл,

Всё спотыкаясь и предвидя — диалог

Для тысячей оставленных — обид,

Для тучи, под которой — не горит

Твой ясный день и думает — на время.

Он — подлинно немой и этим — ты один,

Стоять не можешь в истине — сегодня,

Что совесть — над прямой тоской к себе

Обрадуется — в числах ценных лет.

Ты был живой и томно — сам носил

Свой бирюзовый ад — пути ему назад,

Под ролью сердца, под другой мечтой,

Но что — то говорил теперь — с судьбой.

Что вечностью она — не оправдала

Твой юный день души и — мёртвым стал

Ей в каждом сердце — находить глаза,

От формы по блужданию — для сна.

Для долгой боли — неживой надежды,

Что снова — по немой тропе пройдёт

Твой солнечный восход и — этим он

Сегодня душит моду — за покоем.

В покое стала мыслью — на сердцах

И эта степень формы — над природой,

Но гордо ль человеку — видеть страх,

Указывая к личности — назад?

От этих бед спасенья — тоже нет,

Как нет модели сломленного — горем,

Но каждый раз, ты выходя — на свет

Играешь в роковую долю — слов.

Им требуя на подлинно — немой

Причине жизни — думать о сегодня,

О той фортуне в смелости, как ждать

Ты сам хотел манеру — от души,

Но вечно предоставил ей — страдать

Пустую склонность — между стен игры,

Когда она прошла — свои черты

Над нами — видеть подлинный рассвет,

Уже ума, в котором места — нет.

Литератор из души

Недавно помнил свой — покойный сон

О том, что было бытие — любовью,

Рассказано — для вымершей души,

Когда её проходит воля — к нам.

Она не смоет красками — печаль,

Она не скажет будто бы — к народу,

Что там жила и спала в грёзах — лет,

Когда был жив — искусственный портрет.

Он сном сопровождал — свою примету,

Ту авторскую честь — ушедшей лжи,

Когда ты выбирал судьбой — из этого

Покойный сон искусства, чтобы жить.

Сегодня он, как литератор — прав,

Как доля правды — судорожно дышит,

А ты молча — качаешь головой,

О той, в которой был ещё — не мил.

Но откровенно прав и этим — говорил ты,

Что стал для слова — умыслом о прошлом,

Тем чувством зноя, подходящим снам

По поводу страданий — этих лет.

За душу сам берёшь — любви портрет

И с ним шагаешь — медленно к печали,

К той истине, откуда мы — молчали,

Чтоб жить сегодня — за оградой лет.

Под словом жизни — сохраняет свет

Твой будущий источник слова — в мире,

Ты литератор в искорке — души,

Её упрямой вкрадчивости — ныне.

Она — твоя манера в такт — любви,

Не в большем знает — умысла примету,

А только подаёт сюжет — в глазах

Для тонкой формы — у черты портрета.

Ограждение достоинства ума

Пусть дух нетленно шевелит — века,

Ему устало думая, как дождь,

Пусть смыслом опустившись — ты идёшь

Под ним, вникая в пустоту — веков.

На этом свете, может — дураков,

На том — из чувства малого бессилия,

Что хочет отстраниться — для вражды

И там по новой думать — о сердцах.

Ты оградил свой ум — от жажды и тоски,

Несёшь его в кармане стройных — лет,

А тот критичный уровень — поэт

Оставил дух в никчёмной — пустоте.

Зовёшь его, чтоб выжила — как все

Твоя свобода — внутренне тревожно,

Твоя оценка — думать осторожно

И с тем в причине — горевать о том.

Но сам ты ограждаешь — для себя

Свой дух — достойный мании и счёта,

На свете этом мира или — в счётной

Фортуне слов — по наглости, как торг.

Для будущего слова — в обожании,

Для тех, кто нужен обществу — в любви,

Но ум ты ограждаешь — на прощание,

Чтоб сам потом им — шевелить внутри.

Такие грёзы — в страхах между нами,

Таким же большим видом — от тоски,

Что вынуть декаданс уже — ни сам ты,

Не смог и только — смотришь им одним,

Для слов по половине сердца — жалко,

Для счёта вымысла, как верности своей,

Играя в том умом иллюзий — жадно,

Как будто выдох сердца — стал сильней.

Раскопки будущего бытия

Над алым небосводом — времена

Уже расходятся в раскопках, прикрывая

Свою фатальность в мере означения — себя,

Свою утрату воли, как прелюдию — забыть.

Ту грань ты видишь утром, чтобы жить,

И ей по праву отводя — свой мир

Опять искать раскопанные — дни

По утолению предчувствия — в обидах.

Внутри раскрыв свой алый — небосвод,

Твою систему жизни, словно стал ты

Законом чести — в найденном гробу,

Коль скоро жил — в раскопанной Земле.

Ей сложно дорожить внутри — огня

И стрелами искать — пути обратно,

Туда где свет не спит и жить — приятно,

Туда где ходят к большему — в любви.

Не время умирать — по общим в путь,

Тугим и падким жребию — наукам,

А только ждать искусства — до войны

И помирать от скуки — в подлинном аду.

Здесь жил внутри — раскопанных могил

Твой юмор чести, словно говорил — он,

Что хочет стать прелюдией — за толк

И сам воздать в любви — корону мира.

Ей ты открыл свой алый — монолит,

Свой дух природы — в общество воздав

Спокойный тон в материи, что жил,

Как будущее в обществе — мотивов.

Раскопками ты не был сжат — во мне,

И где — то подошли твои — намедни

Природы слёзы — в облачном раю,

Чтоб звать туда, откуда ты не вышел.

Там алый перелёт — сквозь жизни суть,

Сквозь больший смысл и — тонкое начало

Внутри уводит страх и берег — лжи

На отчий формы оберег — для слов.

Там нежат долгий фатум — о мечты

Твои раскопки, чтобы жить умнее,

Но сам не знаешь, просто потому ли

Ты жив, иль странный праву стал — ему?

Ночная антитеза для луны

Как долгий берег — сцепленный во мне

Ночная нить — не пробует отдать

Свои черты, чтоб снова говорить,

Как будет, словно птица — улетать.

В ту даль — от разночтения мечты,

Её прибрежной области — причины,

Где видишь антитезу — для луны,

Её опробуя — в нетленной красоте.

Где видишь ты причину — от руки,

Где твой маяк — стоял уже неделю,

А вид от уморительной — игры

Снискал — топорный якорь — по судьбе?

То нить — от полнолуния внутри

И чаша воли, приближая сон твой,

Она крадёт в искусство — стон луны

И этим, притворяясь — нам плывёт.

По берегу, где нет уже тебя,

Где вышли звёзды — посмотреть на мир,

А ты уплыл, как стоптанный рассвет

В желтеющем искусстве — на любви.

Нет места спать — по этой былине,

Нет права отдавать — её природу

Для той луны, куда упала — явь,

Всё ищущая верности — мораль.

Так вышла для укора — этим слов

Твоя единству правильная — чаша

И стала антитезой — вдоль руин,

Как ищущий потребности — в глазах,

Твой месяц слов и небывалый — стиль,

Твой верный ад — по призраку на деле,

Где ты сносил — свой месяц, как и я,

И видел антитезу — для луны.

Ночная гладь — посеребрила нить,

Она не ждёт ухода — для мгновения,

А только ищет повод — позабыть

Свою вину, чтоб снова — подрасти.

Тот ум, как месяц сложного — идёт,

Он вышел вдоль искусства — потому,

Что ты им ждёшь — мгновение и стиль

Внутри ночной прелюдии — остаться.

Для этой воли призрака — внутри,

Для той, которая хотела — малость,

Но стала антитезой — впереди

Украдкой ждать — твои мечты наверх.

И этим входом, думая о смысле

Ты сам направил форму — для двоих,

Чтоб сны сошлись — по уровню надежды

И стали полнолунием — для нас.

Не создан для двоих

Теперь не переписан — для любви

Твой мир — блокнот, он тает на лице,

Что общество суровое — в истце,

О ком не хочет в жалости — иметь

Свою свободу, словно это — смерть

Пришла — для изымания причины

На том краю обочины и — в нас,

Чтоб болью говорить — на каждый час.

Где спали мы меж гор и — пережитков,

Угрюмо видели спокойный тон — Невы,

А по обочине ходили — только квиты,

Твои года — в нарочном свете мира.

Они такие же харизмы, как и мы,

Они застигли утончённое — веселье

И очень миру подвели — саму любовь,

Но цену не оставили — за зло.

Там путь скользил — по белой мостовой,

Где шаркал гнёт — внутри природы мира,

Им ты принёс свой номер и — полёт,

Но сам хотел тонуть — на этом сне.

О том не помнить, думая в вине,

Что жалостью приглядна — эта сила,

Но нам вдвоём — ей будет не до сна

Летать по обоюдной — мостовой.

Где каменные плиты — оставляя,

Ты сел в приглядной каторге — завыть,

О том, что было в веке том — умом

Над нами — пролетающим парило.

Но этот час судьбы — заговорить

Не смог, он вжался медленно — в Неву

И только руки трогает — ко дну,

Как этот день — искусственной войны.

Она внезапно пропадает — миром

И только тронешь тени — ты упал

В один котёл — искусственного ада,

Где близорукий дом твой — одичал.

Он светел был — внутри природы нас,

Но не зашёл от экзальтации — манеры,

И вот, теперь — не создан для двоих,

Чтоб жить искусством мирно — по уму.

Если не ждать осуждения

Нам ли тревожиться — грубо,

В час отдалённой весны,

Если не выжить — то мудро

В личности прошлой — пройти.

Вместе ли — в том приобнявшись,

Словно казались — немыми

Области скошенной линии

Между обрыдлостью — звёзд.

Снова ли в том — осуждение

Будет идти, как и личность,

Будет искать — этот ужас

В завтрашнем юморе — нам?

Только не высмотрел — лично

Ты — эту волю для новости,

Сам осуждаешь, чтоб стать ей

Формой обиды — за жизнь.

Ищешь примету, что розни,

Снова клянёшься — для дела

Дать эволюцию в смелости,

Но из-за власти — ума —

Ты, как и робкий в привычке

Тянешь свой свет — идеальный,

В том, чтобы ждать — безразлично

Новое общество — мне.

Если тревожиться — грубо,

Спать, словно юмором — выше

За эгоизмом от — порчи —

Можно узнать — свой полёт.

Словно ты стал — человеком

В жизни — от ловкости мира,

Сложно уставился в страхе,

Видеть свой скошенный — бег.

Как непокорностью — ляжет он,

Как будет страхом — обижен,

Ты вынимаешь внутри — его

Робкий ответ в голове.

Днём осуждаешь привычки,

Ночью по мне — этот фон уже,

Словно пропавшая — новость

Станет для жизни — вдали.

Главная цель на сегодня

Не ищешь — пока не успел указать

На главное в обществе — смелой души,

Ей думая ночью на слове — своём,

Её восхваляя, как сердцем у нас.

Улыбкой расскажет — последний приказ

Твоя одинокая смерть — на сегодня,

Что в шум городской — понимает пути,

Что в душу ведёт — обручение горя.

Под маской твоей, под умильной зарёй

Ты шепчешь, как день означает — поверье,

Как чёрные листья — спускаются сном

И только помашут — для истины в тон.

Воркуют системы — под миф о тебе,

Что был ты рабом — под причиной изгоя,

Но день, как и жизнь — отучает потом

Вести уложение каторги — личной.

Ей жить, как последнее слово — ума,

Как солнце из нас, для которого — время

Неясное в муке — предание света,

Где ты не объял свой умелый — надзор.

Прикажешь уму, что поделать — сегодня,

Что завтра узнать — от могилы своей,

Но только кармический воздух — сильнее

Топорщит твой ум, он горюет в душе.

За злом притворяясь — нецелой виной,

За обществом мифа — такой же войной,

Где сам ты обнял — иллюзорные дни,

Такие же лучшие в прозе — одни.

На главную цель — ты поставишь свои

Моралии тонкой манеры и право,

Что буду тебя изживать, как и дни

По нашей картине — умильного света.

В душе притворяясь — худым и простым,

Что делает солнце — твой мир безобразным,

Что завтра ты стал бы — искусственно злым,

Порочным и волей прямым — от довольства.

Но главное в цели — последний приказ,

Он душу реальности — мило уводит

В тот тонкий манер — преисподней тоски,

Что гордые цели — на небо не смотрят.

Серебряные волки

Не ждут тебя сегодня, не видят бытие

Серебряные волки — на огне,

Они, катаясь в сердце — однако не умрут,

Они — скитальцы малого меча.

Что будто бы ты — видел их

В натянутой среде — из благ

И там раскрасил ветром — миг

От слов пропавшей воли — дня.

Ты этим волкам — стал немой

Изгнанник страха — по себе,

Ты этим ходом выжил — сам

И одинок для сердца — вечного.

Что ходят вдоволь под — лицом,

Что ищут медленное — я,

Ты философски им, как тон

Карателей — под смертью риска,

И оттопырив свой — надел

Ты в мир летишь — обратно глядя,

Ты им молчишь, а светоч лет —

Твой идеальный в мире — памятник.

Не ждут они тебя, не роют котлован,

А только бережно уводят — по другой

Системе слов и миру — не по нам,

Как будто цвёл их — вымерший приток,

Он чуждый сам и одиноко — лишь

Ты в памяти хранишь — природу боли,

Как волк ума, как дух другой — из нас

В серебряной оценке — этой воли.

Когда забьют воспоминания

Для сна в инертном теле — есть звезда,

Для робкой каторги, откуда ты пришёл

За словом — в преисподнюю читать,

Для мании величия — своей.

Ты волю под другое — бытие

Берёшь и этим — словно не у дел,

Ты исчерпал могущества — предел

Внутри увядших писем — о любви.

Но вспоминают — только ли о них,

Их принимают по стакану — чая

И робко льётся марево — затем,

Когда в инертной позе — ты задел

Свои года — в упущенном столетии,

Им столько думая об общем — бытие,

Ты не хотел увиливать — при мне,

А только распивал — горячий чай.

Когда забьют те воли — времена

И томно вспомнят о тебе — друзья,

Когда их письма, словно неживые

Прольются через — истинный укор

Ты будешь говорить об этом — споре,

Ты явно откомандуешь им — в страсть

Сегодня мужеству обратно — не упасть

И не предаться вольному — пределу.

Он есть и только выжжена — звезда

На корне идеала — в нас смотреть,

Она хранит восток — воспоминаний,

Она желтеет в памяти, как страсть.

Ей ходят нищие и в бедности, увы,

Ты отложил свои приметы — врозь,

Но только ищешь им пароль — внутри

От тысячи таких — воспоминаний.

Им нет предела паники — вокруг,

Когда забьются в теле — о другом,

Инертном поле — мнимые года

И ты настанешь будущему — слову,

Как самый необычный ветер — глаз,

Как смысл руки оскомины — творя

Свою модель искусства — в этой тьме,

Пока забили обществу — тот рай

Другими числами и робами — умов,

Другой оценкой мании — величия,

Чтоб жить наедине — от неприличия

И только вспоминать — дурное горе.

Не пахнет здесь оно и — не горит,

А только зов картонный нам — припомнит,

Как совесть в экзальтации — хранит

Свой чайник неба в призванном — раю.

То наливают мудрости — в шагах

Другие воли — ком воспоминаний,

Им тяжелее льётся догмой — страх

И так же просто — обрывает век.

Не возведя исторический миг

Лишь образуя на пальцах — весну,

Не возведя ей — противное в миг,

Ты ощущаешь по возрасту — ту

Проблему сердца, откуда возник.

Как отыскал свой одинокий — котёл

И в нём сварил пути подземное, лишь

Ты — одиночеству не видишь, молчишь

И отражаешь свой собственный — сон.

Как в этой правде он возводит — уму

Столь исторической приметы — вуаль,

Как сном спадает нам сегодня — во тьму

Природа этого спокойного — рая,

Где ты не стал ей — историчностью плыть,

Где пахли сакурой — прямые дома

И в отношении им — тождеством быть

Ты стал, как любит их — другая весна.

Над одиноким проявлением — сна,

Над отражением искусства, пройдёшь

Тот свет покорности, чтоб в жилах упал

Твой современный ответчик — оскал.

Он чёрной думой не смотрит — в окно,

Он раздаёт по круговерти — мечтам

Свои претензии, будто бы льёт

Нам обязательство — в праве по снам.

И в этом призраке — снова стоит,

Подумав лично — твой одинокий причал,

Он думал вечером — снова встречал

Культуру мира — по восточной заре,

По этой форме одиночества — в нас,

Когда мы словом — отнимаем ему

Причину ложной ситуации — мира,

Желая видеть утолённо — весну.

Желая водам встречать — этот мир

И утопичности света — в глазах,

Как будто миг — от историчности сам

Не знает время одиноко — в руках.

Неизменность на лице

Когда уходит пустота раздолья,

Когда по городу проходит — человек

Не видно горькой, низменной поры,

А только — неизменностью уходит

Дорога к личной каторге — души.

Её не тронь, что чудо — осторожно,

Её — порхают светлые черты

Над солнцем — под устоями из моды,

Над вечностью расплаты красоты.

Разбился слов полёт, как эта ночь

Усталая — близ вольности у глаз,

В которой Невский ходит, как приказ

И лично ищет — памяти черты.

Прошла прохлада уличного — звона,

Искусством современности — дрожит

И только поле в сумерках — знакомо

Там ищет шанс — осовременить стих.

Он — будто бы парил по эталону,

Как смертный смотрит — прямо на себя

И видит город в счастье — незнакомо,

Так близко и доверчиво — искомо,

Как будто бы пришла ему — опять

Природа неизменности — на слове,

Приличие — от тонких рук твоих,

Им жило городское ожидание

И в смерти думать правом — не дало,

Как жизни солнце — нам засветит тихо,

Пройдёт та неизменность — на лице,

Что сковывала — мрачный торг и время,

Что душу поднимала — на заре.

Там стыли каменные плёсы — впереди,

Искал ажурный вопль — свои года,

Но счастьем стало миру — не лицо,

А ожидание искусства — по себе,

По той дороге считанной руины,

Когда уходит пустота — из грёз

И только Невский — эхом преподнёс

Свои страдальческие возраста — картины.

Есть ли выстрел?

Немного долетел — судьбе назло

До эпатажа в личности — своей,

Немного опоздал, чтоб было ей

Прелестно думать — о благах,

В которых — взяли смертные шаги

В законном свете — мудрого ума —

Твои ли выстрелом согретые — враги,

Ведь им нет места — в сером чемодане?

Затихла поздней ночью — эта боль,

Заняв по призрачной картине — имена,

На лицах сузились — объёмные граниты

И только камни светят — до утра.

Там был топаз — внутри янтарной лиры,

Там светел ум — по правде из любви,

Но дух картины — встретит на огне

Спокойные шаги — внутри седины.

Так в выстрел пятится — маньяк,

Он душу от поэта — соблюдает,

Где места нет — у вражеского в такт,

Идти ли просьбе мира — для умов?

Но этим горд — затёртый неба полдень,

Он символизму роет — смерти оберег,

А ты, как человек — уже не носишь

Топаз искусства — в собранной душе.

Что обрамлял — свой мерный диалект,

Им измерял картину — современно,

На дух поставив выстрел — по уму,

Так близко, чтоб искать — внутри вину.

Но только гроб оскалится — внутри,

Ты видишь выстрел мёртвой — тишины,

Ты сам становишься искусством — идеала,

На том, закоренелом миром — пустяке.

Так близко сам поэт — для эпатажа,

Так низко пролагает — тень к уму

И движет сущность нового — оскала,

Чтоб видеть выстрел прошлого — во тьму.

Он близок для картины — из других,

Он пошлый день, как праздник — добавляет

В сюжет оскомины и там ему — враги

Не видят сущность прошлой — каторги.

Образованный рядом

Не стоит из пустого — вокруг,

Образованный рядом, как снег,

Идеальностью скованный — друг,

В понимании общих идей.

Только свет в преисподней — его,

Как затравленный космос — играет,

В этом зареве мысли, что он

Идеальностью счастья — не тает.

Этим форма — по веку твоя

Образована — к счастью едина,

Эта личность, что в жажде — больна

Не сникает под звуки — любви.

Только, падая к звёздам — твоя

Фамильярность — из падали знает,

Что за другом — не мыслит и тает

В запустении — воля из прав.

Где не высмеял — только обиду,

Ты просил — образованный свет

В идеальности — видеть ту миру

Покорённую форму, как цвет.

Не снимает ей — тонкое пламя

Свой затерянный космос — в уме,

Только слов продолжение — мне

К обязательству в мысли — играет.

Этим ты образуешь — свой день,

Век обиды и тонкие грани,

За которыми стынут, под нами

Стены имени — в прошлом граните.

Эти воли забытые формы — друзья,

Что ответ к безначальному свету

В сероглазой критичности — видеть нельзя

И опять по — другому им — думать.

Не считая их вехами прозы — идя,

Не смотря на привычки — лихие,

Им ты выучил после — одну за себя

Идеальность, чтоб знали другие.

Мозг в заморозке

Несуществующие дни — хотят к уму

Препроводить от точности — свой ад,

Несуществующему телу для обид

И потому на нас не смотрят, а стоят,

Чтоб выжидать — от мозга целые миры,

Чтоб было в общество — нетленно уходить,

Пока твой образ — претворения любви

Ещё не заморозил — свет внутри.

Как ясно плакать — в тающий рассвет,

Им ублажая выжить — не для всех,

Как точно современностью — манит

Культура музыки — по будущему слову.

Ты осуждаешь — эти рамки бытия,

Ты сам заправил светом — эти дни,

Но точно — в замороженной игре

Не знаешь, что к тому — они одни.

По мозгу прикасаются — в благах

Такие близкие культуры — облака,

А ты над чёрной вереницей — этих лет

Уже не знаешь — числами ли ходит

Один и тот же — элегантности портрет,

В одной системе — сложенной беды,

Но этот мозг — заставил думать о себе

И точно шагом поздним — говорить.

Натужен ад, что был тебе умом,

Он заморожен в толще — близ людей

И только звёзды смотрят — по углам,

Где ищешь их, посыльным небу — тень.

Осоловев от безысходности иметь

Над — близким звоном чистоты

Проходит частым — свет огня,

Он жёлтой каторгой — маня

Испугом верит, вдаль меня

И словно душ — прямой отход,

Он соловеет — в час от дня,

Он — пустозвонно смотрит для

Искусства близости — иметь.

Но жить для света — от огня,

Для близкой личности — о день,

Для той, чтоб хоронить меня

По придорожной воле — лет,

И этим видеть сон любви,

Искать культуру — в смелых днях,

Где не просил ты — эту жизнь

Для смерти — потчевать с огня.

Где уходили вдаль — черты

Позора вечности — близ муки,

Им ты оставил солнца край

И только, встретив близко тьму —

Ты говоришь опять — уму,

Что он — осоловел от памяти

Иметь — под безысходной волей,

Страдать — в имении любви.

То что критичность — стала им,

Такой же — жёлтой аллегорией,

Такой нетленной — от любви

И только вечности — под прах

Ты дух имеешь — от тоски,

Ты ждёшь им поле — обаяния,

Где вечный возраст — тело им

Пути — для безразличий таяния.

Синкретизм из-за угла

Над сочетанием той мысли — миновала

Отчётливо упругая, как жизнь

Культура эпитафии — за нами,

Над тем, из-за угла — ей подходить,

Однако, стало трудно — и постыло,

Что социальный смертью — уголок

Уже не может измерять — труды

Над прошлым одиночества и торга.

Ты пишешь синкретичные поля

И их оттуда ворожишь — внутри,

Ты помнишь идеалами — не зря,

Что пала мёртвой дорогая — жила

И этим миновала вечность — нам,

Не пробуя — отгадывать привычки,

Что ждёшь ты синкретизмом — по годам,

Заглядывая пошлостью — в нутро.

Оно не стало более — харизмой,

Не светит прошлым нам — из-за угла,

А что — то обещает видеть — только

Похожее — на истину твою, едва..

Новая шизофрения

Отнюдь не спросишь — потому,

Что был непрост — портрет уму,

Отнюдь не важен бег идей,

Так просто, вышел — следом дней

Их расточительный манер,

Их поза — для щадящей лжи,

Как путаясь — ты веришь здесь,

Что шизофреником спаслись —

Твои симптомы между лет,

Твои усилия — быть в праве

Искать по новой силе — бред,

Храня учтивостью — порог.

За ним ты кто — то между строк,

За ним спадают к цели — длинной

Твои манеры — в ритм души,

И что — то верить не хотят.

Но боль глотает племя лжи,

Но боль осталась — на мгновение,

Как интерес к порогу жизни

И праву слышать — от людей

Историю — в прочтённой мысли,

Ей видеть чудо — на сомнении,

Но только — не больной слезой.

Предохраняя вечность

Усилие из точности — возьми,

Как дух в руке — искусства, осторожно,

Им проникает существо — ума,

Туда, где отвечает — этот день,

Во тьме своей культуры — непреложно,

Он завтра забывает — этим я.

Твоя ли вечность — впалая тоска,

Причина, по которой движет — сны

Скупая очерёдность — ей иметь

Существенное право — на коленях?

Предохрани свободу — от ума,

Им ночью — обсуждая этот день,

Его природы сложные черты,

Из зла — не уготованного прежде.

Как бегает от юмора — везде

Покойник права в чуде — для себя,

Он чёрный воздух миром — ворошит,

Чтоб думать об избытке — этих лет.

Что, падая на современный свет —

Ему уносит вечности — черта

Свободу думать в мыслях — или там

Держать предохранитель — для ума.

Твой мир поделен мыслями — на сон,

Твой свет, как обожание — в любви,

Ты держишь так же — роскошью его,

Как птицы отсылают — этот век.

Они орудие своё — приобретут,

Они загнули фатума — печаль,

Для сердца слов, откуда отвечать

Ты будешь им — предохраняя нас.

Учтивость для двоих

Над взглядом из небесного ключа

Ты вынимал свой меры — револьвер,

Пуская в одинокий берег — пел

Ему — рассказы сложного ума.

То что казалось лишним, не у дел

Искало пищу — в слаженной руке,

Ей так учтиво — пронимал шаги

Твой взгляд — для испытания других.

На теле юмора — не стало подлеца,

Над нами не проплыл фантом — руки,

А только льёт учтивое «прощай»

За элегантностью — обыденной тоски,

Твоя манера — думать обо мне,

Что чёрный прах навечно убеждать,

В труде, внутри от общества — опять,

И там просить иллюзию — прийти.

Она пришла в учтивый ход ума,

Она — стройна и между робкой тьмы

Не знает — из учтивого ключа,

Что стало миром — в чуде от войны.

Не видит этот берег — в небесах

Твоя рука — в реальности живой,

Но только шаг — нам думает в глазах,

Он так учтив, чтоб думать за двоих.